Oparin, D. A. (2017). Migration and contemporary Muslim space in Moscow. Contextualizing North Caucasian loud Dhikr and the religious practices of Central Asian Folk Mullas. Contemporary Islam, 11(1), 61-80. https://doi.org/10.1007/s11562-017-0383-9
Статья посвящена двум явлениям современной московской мусульманской жизни: 1) громкому круговому зикру (мусульманская духовная практика, заключающаяся в поминании Аллаха), практикуемому чеченцами и ингушами в Исторической мечети, и 2) религиозным практикам среднеазиатских мулл в Соборной мечети. Автор стремился избежать проблематизации своего исследования в рамках одного социального института или одного явления: было важно показать фрагментарность, а также социальный, этнический, идейный и поведенческий плюрализм московского мусульманского пространства. Именно поэтому он выбрал для изучения два разноплановых примера. С антропологической точки зрения статья показывает, как определенные мусульманские ритуальные практики производят пространство и конструируют идентичности.
Обе духовные практики популярны и имеют большое значение для немалого количества московских мусульман, в том числе и тех, которые не участвуют в них непосредственно. Общность этих двух духовных практик заключается также и в их маргинальности по отношению как к институционализированному московскому исламу, так и к набирающим вес радикальным формам исламских практик и идей. Несмотря на “маргинальность”, практики локализуются в двух центральных мечетях города. Однако стоит отметить, что зикр проходит в подвале и не получает особенной поддержки со стороны администрации, а муллы предпочитают проводить обряды за стенами мечети на улице или в припаркованных напротив мечети машинах из-за запрета имамов. Таким образом, обе религиозные практики занимают периферийное положение в рамках пространства мечетей и локализуются, с одной стороны, в мечети, с другой стороны - за ее пределами.
Традиционные для определенных мусульманских регионов практики наполняются в инокультурном и иноверческом московском пространстве новыми смыслами. Здесь они воспроизводятся в рамках замкнутого и дискриминируемого сообщества и оказываются средством включения к в мусульманскую среду, так и шире - в московскую. Автор предполагает, что мусульманские практики мигрантов формируют не только религиозную идентичность верующих, но и, что не является очевидным, московскую идентичность.
Религиозные практики мигрантов-мусульман помогают сформировать неформальные горизонтальные связи внутри разобщенной мусульманской общины Москвы. Ритуал не только связывает непосредственных участников практики, формируя у них коллективную идентичность московского джамаата, но и перебрасывает мост между Москвой и родным регионом. Чечено-ингушская община Москвы, сформированная вокруг зикра, организует транспортировку тел на Кавказ, выделяет деньги родственникам умершего вайнаха, помогает вновь прибывшему обосноваться в Москве, приглашает видных религиозных деятелей Чечни и Ингушетии прочитать в мечети проповедь. Таким образом, транснационализм который характеризуется состоянием пребывания человека и “там” и “здесь”, в том числе обеспечивается и ритуальными практиками.
Мигранты переносят в московское мусульманское пространство религиозные институты, распространенные у них на родине. Таким образом, региональные религиозные практики способствуют этнизации московского мусульманского пространства. Привычные для мигрантов практики получают дополнительное значение в московской иноверческой среде. Они не просто удовлетворяют духовные потребности верующих, они примиряют их с московской религиозной средой и дают возможность человеку взаимодействовать с единоверцами в чужеродной для него среде.
Идея о том, что религиозная практика меняет пространство, оказывается популярной в миграционных исследованиях. Но практики не только меняют пространство, они его производят (используя терминологию Анри Лефевра). Религиозные практики среднеазиатских мигрантов отражают их представления о порядке, вере, традиции, исламе и создают среднеазиатское пространство в мечети, проявляющееся в возможностях (всегда можно подойти к мулле или алиму и спросить, что нужно, высказаться, посоветоваться), связях (люди устанавливают новые контакты, слушая лекторов или общаясь с муллой), визуальности (мужской зал мечети после джума-намаза заполняется многоголосьем среднеазиатских лекций и пестрит известными мигрантам муллами и алимами, читающими Коран или проводящими какой-либо другой обряд). Дважды в неделю в Исторической мечети звучит зикр и проповедь на чеченском языке. В подвале, в котором собираются вайнахи, на время устанавливаются особенные правила и формируется исключительно чечено-ингушская среда. Здесь все говорят на чеченском, носят одежду зикриста, оберегают это пространство. Случайные прихожане не могут снимать зикр на камеру, иногда им бывает запрещено даже зайти внутрь.
И наконец, практики конструируют и воспроизводят идентичности. Ритуальные практики не только формируют и стабилизируют у верующего мусульманскую идентичность, но и конструируют московскую идентичность. Приезжий оказывается членом московского джамаата, ходит в московскую мечеть и создает вокруг себя социальный круг, состоящий из жителей Москвы. Мигрант оказывается вписанным в рамках московского пространства в определенную мусульманскую микросреду.
Публикация в жунрале Демоскоп Weekly, #729-730